ГО “Зелений лист” продовжує публікувати “Хроніки війни”. На цей раз ми поговорили із переселенкою з Херсонської області, яка разом з родиною змушена була тікати з власного будинку через активні бойові дії.
Ми публікуємо розмову тою мовою, якою з нами спілкувалась героїня нашої статті.
Вона переїхала до Одеси з Херсонської області разом з чоловіком, донькою та онуком у квітні:
– У нас рядом взорвалась ракета. Мы были вынуждены без ничего бежать из дома. Мы приехали в Одессу. У нас в Одессе живет сын. Он живет с женой и сыном. Он нас звал. Но мы до последнего сидели. Не хотели никуда ехать. Нам здесь все идут на встречу. Мы одна Украина. Нас не победить. У нас все есть. Дома только нет.
Переселенка розповідає, що окупували їх досить швидко — за лічені години. Коли тікали з-під окупації, не взяли всі документи, бо установи були зачинені. З оформленням онука до школи в Одесі вирішили чекати до серпня в надії, що до того часу Херсонську область встигнуть звільнити українські війська.
– До войны (до повномасштабного вторгнення 24 лютого 2022 року — ред.) у нас было кафе. Я по специальности архитектор. Я сама нашла место, где может быть маленькое симпатичное кафе. Мы с 13-го года открыли кафе для семьи, детей и семейного отдыха. Сначала это была малая архитектурная форма. Со временем оно превратилось в капитальное строение. Я сама научилась делать штрудели… Мы делали банкеты. У нас была домашняя кухня… К нам ходили, нас любили, у нас были постоянные клиенты… У нас город небольшой, но очень красивый. А сейчас мы остались без работы. Это очень тяжело. У нас с мужем небольшие пенсии. Теперь не знаем, куда себя деть и что дальше делать. Стараешься это забыть. Но снов без войны не бывает. Я еще ни разу не видела сон на что-то отвлеченное. Мы же там оставили своих животных… Зять остался. Собак и котов кормит. Соседи кормят.
За словами переселенки в повномасштабну війну вона не вірила, навіть, коли бачила фото колон з російською технікою, яку оприлюднювали з окупованого Криму перед вторгненням:
– До 24 февраля мы даже не думали, что такое может быть. Думали: побрякает оружием за забором и все. Я не думала, что славянские народы, которые были так близко друг к другу, могут такое натворить. Вечером (24 лютого — ред.) мы легли спать. В четыре утра мы услышали бубух, сирены сработали. Я сказала мужу: «По-моему, нас бомбят». Они (російські військові – ред) кинули (ракету — ред.) на воинскую часть. Они взорвали строение. Я вышла на улицу. Соседи повыходили. На горизонте такое зарево… А у нас вокруг сосновые леса. Боялись, что загорятся. И тут опять бубух, и поднялся большой гриб на фоне зарева. И все, мы сразу давай звонить, что война… А в 12 часов (дня — ред.) они (російські війська — ред.) уже нас взяли… Никто их не останавливал. Некому было останавливать. Полиция уехала раньше. Прокуратура уехала раньше. Они наверно знали. Это мы не верили. А нам не говорили, наверно чтобы панику не создавать. Зять работал в Херсоне. Он даже на работу вышел. Там ему сказали: «Все, разъезжаемся, война». Я полезла в погреб, чтобы бомбоубежище обустроить. Случайно там задела трубу. Началась течь. И кто-то уже уезжал, а мы течь заделывали. Первую неделю у нас не было ни муки, ни хлеба, ни дрожжей, ничего. Потом мы записывались в очереди — по одной буханке хлеба в день. Больше ничего не было. Кто-то на своих запасах. Проблема была с обналичиванием денег. Стояли в очереди по 3-4 часа, чтоб деньги обналичить. Многие предприниматели просто раздавали (товар — ред.). Потом они (окупанти – ред.) начали раздавать гуманитарку. Люди шли на это. Мы не шли. Сейчас наверно многие берут.
Як розповідає переселенка, з самого початку окупації російських військ у місті стало дуже багато — невелике місто Херсонської області опинилось в епіцентрі бойових дій: літали літаки, гвинтокрили, з’явилось багато танків і блокпостів окупантів.
– Мы начали потихоньку пытаться работать. К счастью, они (окупанти — ред.) ни разу не заходили. Хотя вечером заходили в разные магазины и кафе. Просто там брали все и уходили. Сейчас там чеченцы и “ЛНРовцы”. “ЛНРовцев” поставили охранять «АТБ» (супермаркет – ред.). А рашисты туда заходили. У них и перестрелки были. Моя подруга говорит: «Не знаю, кто за кого, но я болею за обе команды». Одна бабулька шла мимо них. Они начали в воздух стрелять. Издеваются. Сейчас связи нет. Это просто подло — лишать людей права передвижения, права выбора, даже связь забрали!
Херсонці вирішили виїжджати з окупованого міста, коли поруч з їхнім будинком впала російська ракета. Тоді загинули дві людини:
– Я не хотела бросать свой дом, свою родину. Моя жизнь в один пакет не умещалась. Мы надеялись на освобождение. Мы были готовы, что нас могут разбомбить. Сидели в подвале. У нас там даже воздушной тревоги нет — там ее никто не объявляет. Они сами запустили четыре ракеты и сбили их — типо, это украинская армия обстреливает Херсонщину. И эта сбитая ракета полетела прямо на наши дома. В одном доме остались одни стропила, шифера не было вообще. А в один дом они попали. Причем человек (господар будинку — ред.) сам москвич. Ракета не разорвалась. Так боеголовка и торчала. Дочка как раз на работу вышла. Она успела заскочить. А два человека тогда убило. После этого мы и решили уезжать. У нас тогда уже ездили колонами. На одном блокпосту меня пробило говорить на украинском языке. Тогда он (російський військовий — ред.) чуть не влез в машину. У нас не было никакого запаса соляры. У нас сосед шесть литров продал соляры. Выезжать было очень опасно. Когда мы переехали первый наш блокпост, то оружие вообще не вызывало никакого страха. А там было очень страшно.
Переселенка розповідає, що сама вона родом з Донбасу — до Херсонщини переїхали ще в 70-ті роки. За її словами, ненависть до заходу України на Донбасі була давно. Коли російські війська розпочали повномасштабну війну, родичі з Донбасу навіть не співчували:
– Сейчас эти рашисты называют Херсонскую область севером Крыма. А я говорю: «Нет, мы украинцы. Это юг Украины». Иммигрировать из Украины ни за что в жизни! Мы нужны там, где мы есть. Я буду жить здесь. Не хочу жить среди чужих людей.
Наразі виїхати з окупованої Херсонщини дуже складно — дорогу, якою виїжджала героїня нашої статті, зараз називають «дорогою життя», проїзд там неможливий. Фактично закритий шлях виїзду й через анексований Крим. Люди на окупованих територіях зараз є, по суті, заручниками російських військ. Ті, хто залишились, розуміють, що під час деокупації можуть загинути.
